Тайна одной находки - Страница 6

— В Пекине я постараюсь сообщить астрономам все, что удалось вам узнать, и послушаю их мнение, — обещал нам Кай Фынь.

Он задумался, глядя на нас воспаленными от ветров и пыли усталыми глазами. В них было что-то, напоминающее взгляд доброго старого отца, который снисходительно слушает выдумки своих мальчишек.

— А вам не приходило в голову, — спросил Кай Фьшь, — подвергнуть размытые страницы блокнота специальному исследованию, как это делают со старыми документами или древними выцветшими рукописями?

Мы с Васей смущенно переглянулись.

— Давайте мне блокнот, я прихвачу его с собой в Пекин и передам в лабораторию криминалистики или реставрации старых документов. Возможно, что важнейшие для расшифровки нужного текста слова удастся восстановить, хотя бы по следам от пера.

…Прочитав до этого места мои записки, Вася изъявил желание тоже стать на некоторое время «летописцем событий». Поэтому передаю свое перо в его руки.

3

По правде говоря, вся эта детская возня с загадками потрепанного блокнота американца мне порядком надоела. За работой я начал забывать о надоевшей мне тайне. Кай Фынь уехал, а когда он вернется, много воды утечет в «реке счастья» (Кичу), омывающей Лхасу. Я надеялся, что наш «папаша», проявивший, к моей скрытой досаде, перед моим отъездом интерес к блокноту, успеет позабыть о нем. Но вот, бродя солнечным ноябрьским днем по магазинам и лавкам возле базара, я увидел синий халат тибетца Вампхо, больничного работника при медпункте Ван Сина. Ведя на поводу мула, он протискался сквозь толпу покупателей и устремился ко мне. Приветствовав меня по-тибетски приседанием и высовыванием языка и бормоча «Ваця, Ваця, дэму» («здравствуй»), он сунул руку куда-то за свой халат, вынул вчетверо сложенную бумажку и протянул ее мне. На бумажке был написан по-тибетски и по-русски наш лхасский адрес. Изумленный до крайности, я торопливо прочитал записку: «Вася и Алеша, завтра до 12 часов дня приходите ко мне. Есть новости о метеорите. Ван Син». (Нашему другу был уже известен результат моей встречи с настоятелем.)

Я решил ничего пока не говорить Алексею. В самом деле, зачем прежде времени взбудораживать моего друга и отрывать его от работы? Черкнув карандашом ответ «Жди завтра», я вручил его Вампхо.

Утром, под предлогом закупки продуктов, я ушел из дому. Алеша и китайские геологи остались продолжать разбор коллекции минералов.

Меньше чем через час я добрался до Ван Сина. И сразу же честно признался ему, почему не хотелось мне брать с собой Алексея. Ван Син посмеялся над неумеренным увлечением моего друга и согласился со мной. Он коротко рассказал мне, что в последнее время у него начал лечить зубы один из лам монастыря Сэра. Искусство современной медицины он предпочел медицине тибетской. Разговорившись как-то со своим новым пациентом по имени Сонгху, Ван Син узнал, что ему кое-что известно о «святыне», о том, когда и как она попала в монастырь. Как раз сегодня с минуты на минуту Сонгху должен явиться на прием, и надо постараться выведать у него подробности о метеорите.

— Какие же сведения сообщил вам этот лама? — с любопытством опросил я.

Ван Син недоуменно развел руками:

— Они показались мне очень странными… Я хочу, чтобы вы сами услышали его рассказ. Насколько я понял его, метеорит или «святыня», как хотите, имеет форму цилиндра, сходящего на конус…

— Вот как? — удивился я.

— Да, да… Впрочем, кажется, он пришел.

Ван Син выглянул в приемную, куда входили трое тибетцев.

— Да, я вижу его там. Идите в мою комнату и подождите нас с полчаса.

Через полчаса Ван Син вышел из врачебного кабинета вместе с Сонгху, высоким, худощавым человеком с лицом, слегка искривленным от не утихшей еще боли…

Сонгху, расположившийся на низеньком китайском диванчике, без особых колебаний рассказал, не утаивая, все то, что ему было известно.

Упавшую с неба «святыню» принесли в монастырь с гор Ньенчен-Тангла паломники в год «Огненной свиньи» (1947 по нашему летоисчислению). Доставили они ее незадолго до разразившегося в этот год восстания лам монастырей Сэра и Гандан против лхасского правительства. Борьба с этим восстанием, появление в скором времени в Тибете и самой Лхасе английских, а позже и американских агентов, поднятая ими заваруха — все это отвлекло внимание от «святыни». Бурные земные дела заслоняли дела небесные, и святыня, почти забытая всеми, лежала в храме неподалеку от статуи Будды среди драгоценной утвари и свитков со священным писанием. Вспомнили о «святыне» лишь тогда, когда она исчезла вместе с сокровищами. Как описал ее Сонгху и даже показал рукам, по размерам она равнялась приблизительно большой бутыли — четверти, но была немного потоньше и представляла собой округлый, с гладкой синевато-черной поверхностью предмет, правильно, симметрично заостренный к одному из концов. Хотя лама и видел паломников, принесших «святыню» в монастырь, но не беседовал с ними и, конечно, ничего не мог знать о подробностях падения ее с неба.

Я подумал: «Теперь не осталось никаких сомнений в том, что наш метеорит — творение рук человеческих. Как можно было говорить о метеоритной природе „святыни“?»

Погрузившись в свои мысли, я не обращал больше внимания на ламу, почти не заметил, как ушел он.

— Как вы представляете все это? — услыхал я вопрос Ван Сина, когда он, проводив Сонгху, вернулся ко мне.

— Гм!.. Я полагаю, что нам нужно решительно отбросить версию о метеорите. Разве бывают метеориты, имеющие правильную форму и гладкую поверхность снаряда? Разве не мог этот предмет быть сброшенным, окажем, с пролетавшего над горами самолета? Ведь это же могли быть неразорвавшаяся авиабомба, снаряд, может быть, какой-нибудь вымпел. Согласитесь сами, Ван Син, не с Луны же прилетел обточенный на станке стальной цилиндр с заостренным концом.