Мы с Васей переглянулись.
— Может быть, на этом самолете бежали из Лхасы американские агенты с этим, как его, Джонсоном, что ли? — сказал Вася. — Помнишь, Ван Син рассказывал нам о пропавших без вести американцах?
— Вполне возможно, — согласился я.
— Вероятно, по каким-то причинам они направились не кратчайшим путем на юг, в сторону Индии, а взяли курс через нагорье к западным границам.
В палатке при свете аккумуляторной лампочки мы рассмотрели карту. Как и вообще карты этих отдаленных, труднодоступных областей, она была малоподробной и приблизительной. В предполагаемом районе гибели самолета проходили отроги гop Ган-дис-ри. На юго-запад от него лежал обширный бассейн соленого озера Нгангларинг-цо. Где-то далеко в стороне пролегали старинные караванные тропы к западным границам Китая — в сторону Гартока, Рудока, верховьев Инда и священною озера Манасаровар. Судя по всему, перед нами был один из малоисследованных и глухих уголков Западного Тибета.
— Из рассказов Нгабо Туптена видно, — проговорил после некоторого раздумья Вася, — что авария произошла в конце лета. Насколько помню из нашей беседы с Ван Сином, Джонсон удрал из Лхасы как раз в августе. Если там не было других самолетов, а мне кажется, что их не могло быть, — то, значит, это следы исчезнувших американских агентов… Вот что, Алексей, давай-ка махнем туда завтра рано утром. Найдем остатки самолета и окажем добрую услугу китайским властям. Как говорит тибетская пословица: «Слова — пузыри, дела — крупицы золота».
— Едем, Василий! — ответил я, не раздумывая. — Кстати, следовало бы прихватить с собой проводником Нгабо Туптена.
Рано утром мы посоветовались с остальными членами своего отряда. Все они одобрили наш замысел. Нам предстояло проехать в оба конца километров триста — триста пятьдесят, и мы рассчитывали вернуться дней через пять-шесть. С большим трудом нам удалось уговорить Нгабо Туптена быть нашим проводником.
На юго-запад! Туда, где среди зализанных бушующими из века в век ветрами вишнево-красных или огненно-желтых отрогов Ган-дис-ри таятся остатки неизвестного самолета.
Злобно урча, взбирался наш вездеход на пологие скалы сухих безжизненных саев, с хрустом катился по сверкающим скатертям безводных солончаков или, тихонько пофыркивая, осторожно съезжал в просторные, заросшие кобрезией и осокой долины.
К месту аварии мы добрались только в конце следующего дня. Дико, безлюдно было кругом. На десятки километров вокруг — глушь, бездорожье да полные неразведанных богатств горы.
Выйдя из машины, мы неторопливо прошли вдоль скал. Нгабо Туптен, преодолевая суеверный страх, с любопытством шел за нами.
Да, сомнений быть не могло. На зеленоватом щебне осыпей, среди лепившихся по склонам кустарников были разбросаны обломки самолета. Тускло поблескивали куски дюраля, сверкнула даже пластинка плексигласа. Ржавые обломки мотора, нелепым колпаком торчащая кверху хвостовая часть фюзеляжа, свернутые в бараний рог трубки, обломки винта — вот, кажется, и все, что открылось перед нами. Мы не нашли остатков тел людей. Нам попались лишь изорванный комбинезон летчика и пара задубевших ботинок армейского образца; как видно, тибетские могильщики — грифы-ягнятники, волки и шакалы — давно сделали свое дело.
— Вопрос ясен, — сказал после нашего долгого молчания Ли Сяо. Толкнув ногой рассохшийся коричнево-черный ботинок, добавил: — Мне приходилось видеть такую обувь, ее носят американцы.
Вася сфотографировал обломки самолета. Помимо болтов, гаек, кусков дюраля, клочьев одежды, еще нашли мы: наш шофер Цзи Линь — полузасыпанную щебенкой золотую кадильницу и два черепка какой-то черной нефритовой посудины с остатками золоченой росписи, а я — слегка прикрытый изорванным целлофаном блокнот. Он плотно застрял среди усеянных мелкими фиолетовыми цветами ветвей кустарника, листы его были раскрыты, так что ни кожаный переплет, ни тем более обрывки целлофана не могли защитить их от воды и ветра.
Собравшись тесным кружком, мы долго разглядывали наши находки. Вряд ли можно было сомневаться в принадлежности кадильницы и черепков к вывезенному американцами монастырскому добру. Мы стали рассматривать блокнот. Владелец его успел заполнить не больше пятнадцати страниц, остальные были чистыми. Сохранившиеся кое-где остатки записей на английском языке расплылись от воды и снега или были начисто размыты; немного разборчивее были редкие карандашные строки. Размашистая, но также полусмытая роспись в углу титульного листка «Г. Дж… он» не оставляла никаких сомнений в том, кому принадлежал блокнот.
— Итак, — подвел итог Вася, когда мы вернулись к машине и развели из веток кустарника костер, — загадочное исчезновение Джонсона и его сообщников для нас теперь совершенно понятно. Они летели на запад, вероятно в Лех, а может быть, и дальше, в Северо-Западный Пакистан. Видимо, какая-нибудь авария в моторе заставила их пойти в этих местах на снижение. Вполне допустимо, что пилот даже искал подходящую площадку для приземления. Потеряв ориентировку в условиях плохой видимости — раннее утро, низкая облачность, снегопад, — они налетели на скалу. Вот и все.
Оставаться в этих местах не имело смысла: погода, весьма неустойчивая в высокогорных областях, с ночи начала портиться. Нависли тучи, срывались обычные на нагорье крупа и град. Боясь застрять где-нибудь на обледенелых склонах, мы поторопились в лагерь и немедленно радировали в Лхасу «папаше» Кай Фыню о найденных в пустыне остатках американского самолета. Кадильницу, блокнот, Васины фотографии и кое-какие обломки, прихваченные нами, как вещественное доказательство, решили передать после окончания экспедиции лхасским властям.